– Я! Я ее сбила. Дальше что?
– Дура, успокойся, потом поговорим.
Дмитрий развернулся, взял куртку и хлопнул дверью. Настя рванулась за ним вслед, но брат схватил ее за руку. Она метнулась к окну.
– Уехал. На машине.
– Ну раз уехал, значит не к ней.
Глава 9
Силы ушли. Они ушли сразу же, как за Дмитрием закрылась дверь.
– Может, поешь все же?
Отвечать я тоже не могла. Я вошла в свою комнату и легла на диван. Не хочу сказать, что все, чем я жила все это время перестало существовать. Нет. Какое время! Какая жизнь! Я же не жила три года. Меня не было. Просто не было. Кто-то жил, любил, целовался, а меня не было. И сейчас нет. Сказать – горе, – это ничего не сказать. Нет, не горе. Просто все ушло. В одну минуту. Ушло и все. Не было сил даже плакать. Горечь захлестнула мои внутренности, как будто бы трехлетняя желчь, что копилась в печени все это время, теперь выплеснулась в организм и отравила его.
– Да что с тобой такое? Если ты не будешь есть и разговаривать, я вызову скорую.
Вот это да! Я еще дышала, а он обнимал другую. Предательство Настьки меня почему-то не так возмущало. Не она же меня любила. Ну подружка, да. Я запуталась. Да я и не пыталась выстроить какую-то логическую цепочку. Я не адвокат. И ничего не могла поделать с тем, что силы просто ушли. Я не хотела больше ни говорить, ни двигаться, ни смотреть, ни жить. Вот теперь бы умереть и больше не дышать, потому что каждый вздох приносил мне боль. Грудь как-то болезненно сдавило. Видимо слезы там были, но не могли вырваться наружу. Я закрыла глаза.
– Ну поспи, поспи. Ладно. Завтра разберемся.
Я услышала, как Петр вышел из комнаты. Мне было совершенно все равно, что он будет делать. Разум отступил. Да и был ли он? Все ушло, отхлынуло, только боль и воспоминания.
Светлые кудри Дмитрия. Первое свидание. Мы шли под дождем, зонтика нет. Капли держались в его волосах, не стекая и не делая их мокрыми. Я помню, что это было все, о чем я способна была тогда думать. Мне так хотелось дотронуться до его волос и понять, почему они не впитывают дождь, а держат эти капли, как новогодняя елка стеклянные шарики игрушек.
В первый раз у нас было у меня дома. Бабушка ушла, уехала на дачу. Дмитрий вошел, он только вошел в коридор и сразу же обнял меня. Но руки его недолго оставались на талии. Они медленно ползли вверх, чуть касаясь груди большими пальцами, и потом возвращались в исходную позицию. Снова и снова дотрагивался он до моих сосков, наконец, я сама обняла его за талию. Его бедра прижались ко мне и я почувствовала, как он меня хочет. Его ладони обхватили мою шею, его глаза оказались совсем близко, губы соприкоснулись, и все опрокинулось во мне. Хотелось уже только одного – большего. Я сама опустила руку и погладила его вспученные штаны. Он сильнее прижал меня. Боже, воспоминание было осязаемо. По ладоням, по запястьям, он скользнул вниз, под майку, руки легли на мою голую грудь. Он замер, ожидая моей реакции. Я не протестовала. Я хотела еще. Ноги сами раздвигались, внутри меня все звало и ожидало его. Джинсы он расстегнул сам и медленно стянул их вниз. Двинуться с места я не могла, – боялась, что исчезнет и пропадет это блаженство, опьяняющее и гасящее все остальные чувства и разум.
– Пойдем на диван, – шепнул он мне тоже тихо-тихо, так, как будто бы колебания воздуха могли рассеять волшебство момента.
Я подчинилась его властным рукам, перешагнув через оставленные в коридоре джинсы. Диван был разобран. Неубранная постель ждала нас белыми подушками и простынями. Ни на минуту не выпуская меня из рук, он положил меня и лег рядом. Я закрыла глаза, я ничего не хотела делать. Просто ловить кайф, который исходил от его прикосновений. А его руки уже не медлили и не ждали разрешений. Он стянул с меня трусики, его пальцы я почувствовала там, где и хотела – у себя между ног. Вдруг он исчез. Не было ни рук, ни губ, ни живота. Не открывая глаз, я повернулась на бок и протянула руку. Совершенно голый он поймал меня за пальцы и вытянулся рядом. Горячие толчки я ощутила у себя в области таза и с силой прижалась к Мите. Он не удержался на краю дивана, и мы оказались на ковре, на полу. Это еще больше возбудило нас. Его руки судорожно гладили меня, – он уже не мог сдерживаться, мои ноги сами раздвинулись в сторону.
– Любимая моя, – шепнул он. – Скажи, если будет больно.
Его член скользнул по влагалищу и углубился туда, где уже все сжималось и ждало его. Первый спазм тут же заставил меня застонать. Митя оторвался от моих губ, но мои руки скользнули по его попе, и я сильно прижала его к себе. Он замер. Но лишь на минуту.
– Я чувствую. Ты кончаешь, да? – шепот его возбуждал больше прикосновений. Сильный импульс, сокращение мышц, наслаждение, прокатившееся по всему телу, толкнуло меня к обнаженному парню, лежащему на мне, в желании слиться с ним и больше никогда не отделяться. Косточка его таза уперлась мне в живот. И тут я почувствовала внутри пульсацию его челна, и теплая влага заполнила меня. Он тоже кончал. Я обхватила его ногами и услышала его стон.
Он закурил. Я заснула сразу же у него на плече, но ненадолго. Его поцелуй разбудил меня.
– Ты заснула, как мужик, – улыбнулся Митька. В руке у него дымилась сигарета. Он обернулся, поискав, куда положить окурок. Я снова закрыла глаза, и его ласковые руки заскользили по моему телу, и все продолжилось, а вернее началось снова…
Неужели всего этого больше никогда не будет. Ни его рук, ни губ, ни прикосновений его живота…
Откуда все это возьмется, если его самого больше нет. Он, тот Митька, мой Митька, умер, умер для меня. Его нет, он чужой. Он целует другую, у него есть сын, он трогает другую женщину, он целует другую и забыл, как мы целовались. Почему я еще живу…
Постепенно я заснула. Красный рассвет разбудил меня. Серые тучи закрывали солнце. Настольная лампа, так и не выключенная «хирургом», потеряла свою актуальность и видимость. Не хотелось ни вставать, ни есть, ни жить. Петр появился в дверях.
– Вставай, или я сейчас вызову скорую. Не хочешь в больницу, в психушку поедешь.
Я молчала. Все это меня больше не касалось. Я осталась там, в прошлом, там, на автобусной остановке, я все еще ждала Митю, когда он приедет, обнимет меня, мы сядем в машину и вместе поедем в кино. Может, это я умерла, а не он? У него все путем, а я все еще стою на темном островке пространства, застряв между прошлым и будущем, не принадлежа ни одному из времен.
Звонок в дверь отвлек внимание медбрата.
– Привет. Сондра живая тут? Говорят, она вернулась.
– Да какое там. Как узнала, что мальчик ее женат, легла и лежит. Даже не разговаривает. Мне на дежурство сегодня, а я не знаю, как мне ее оставить. Вот ввязался в историю, уже и сам не рад. Ну хоть бы кто пришел, оживил ее!
– Я так и знал.
– А ты кто? Тоже ухажер? Женат?
– Да нет, тут видишь какая любовь. Куда уж мне. Я брат ее подруги. Да ты не волнуйся, она меня знает.
Он шагнул в комнату. Александр. Боль снова сжала горло. Я закрыла глаза.
Резкий рывок заставил меня вскрикнуть.
– Вставай! – великан схватил меня за плечи и тряс, как осеннюю сливу.
– Хэй, ты полегче, она же больная все же.
– Да какая она больная. Вставай! Я тебе лежать все равно не дам.
Он схватил меня на руки и поднял с дивана. Я встала.
– Ну вот, другое дело.
– Ну чего тебе? – губы еле-еле ворочались.
– Я не дам тебе лежать. Заруби это себе на носу. Вернулась, так вернулась. Живи давай.
– Я умерла. И не вернулась я. Я тут никому не нужна. Чего говорить. Я не хочу, – и вот тут потоком хлынули слезы.
– Ну, поплакать можешь. Ладно.
– Уходи, я не хочу жить, и не хочу никого видеть, и знать.
Сильную боль я снова ощутила в плечах. Он опять схватил меня. Хватка боксера.
– Вот что. Сядь. Нет, не садись, – он подхватил меня и поднял на руки. – Слышь, как тебя зовут-то? – обратился он к Петру.
– «Хирург».
– Отлично, в этом сарае кофе есть?
– Да какой кофе! Ей вряд ли можно!
– Не спорь. Ты хирург, а я анестезиолог.
Он понес меня на кухню. С видимым удовольствием донес до стула.
– Значит так. Слушай и запоминай!
Ловко орудуя с кастрюльками и пакетиками, поставил кофеварку на огонь. Достал маленькую чашечку и вымыл ее тщательно и чисто.
– Отпусти парня.
– Я отпустила.
– Нет, не так. Ты отпусти его из сердца. Расслабься. Начни с нуля.
– Я отпустила.
– Да что ты заладила все, отпустила, отпустила. Раз тебе так плохо, значит, нет. Злобливая ты дура. Отпусти, тебе же легче будет.
Я с интересом впервые посмотрела на великана внимательно. Лохмотья его серого свитера ниточками висели до колен.
– Как это?
– Да вот так! Ты вернись мысленно к моменту, когда ты его не знала.
Конец ознакомительного фрагмента.
